Ненависть, презрение, любовь в прозе Лермонтова

Georgii V. Moskvin, Moscow State University

            В зрелом творчестве Лермонтова за словами «ненавидеть/ненависть», «презирать/презрение», «любить/любовь» закрепляются смыслы, выражающие систему взглядов писателя на проблемы отношения человек как индивидуум и мир людей. Впервые эти слова появляются в 1-ой главе «Вадима» в размышлении главного героя. В нем устанавливается начальное для романа отношение Вадима к людям и высказывается взгляд на положение, или статус, человека в иерархии мироздания.    

            Система ненависть—презрение—любовь в начала романа «Вадим» задается как сюжетно-смысловая проекция произведения, т.е. презрение или любовь должны стать в конце альтернативным ненависти определяющим типом мироотношения героя. Проблема отношения к миру в «Вадиме» переводится в сферу этическую и нравственную; речь идет об отношении между людьми, следовательно, намечается тенденция к разрушению романтических жанрово-стилевых стереотипов.

            Ненависть в сестеме Лермонтова приобретает значение резкой дисгармонии человека и мира и получает статус исходного отношения к миру, при этом ненависть становится обзятельным условием преодоления дисгармонии. Презрение называет отношения, пропитывающие все жизненное поле, или среду существования, человека. Любовь является высшей целью, определяющей его стремление к благу.

            Названная проблематика не получает продолжения в «Княгине Лиговской», поскольку для ее выражения требуется особое сочетание сюжетной интриги и среды ее осуществления, с одной стороны, и этико-философского, экзистенциального подтекста — с другой.

            Мотивы ненависти, презрения и любви, складывавшиеся у Лермонтова на протяжении нескольких лет в фундаментальную мировозренческую систему, нуждались в адекватном художественном воплощении, что и осуществляется в четвертой повести «Героя нашего времени» — «Княжна Мери». Лермонтов находит прием, позволяющий включить интеллектуальный, мировоззренческий план в художественный дискурс таким образом, что взгляды писателя не манифестируются в тексте прямо, как это было раньше, и не могут быть понятны вне их художественного выражения. Фразы Грушницского и Печорина в начале повести («Мой милый, я ненавижу людей для того, чтобы не презирать их, ибо иначе жизнь была бы слишком отвратительным фарсом» и «Мой милый, я призираю женщин для того, чтобы их не любить, ибо иначе жизнь была бы слишком смехотворной мелодрамой»), сказанные по-французски, отмечают завязку интриги и определяют жанрово-стилевую, событийную и мировоззренческую перспективу развития сюжета. Рассматриваемая проблематика, таким образом, получила свое концентрированное идейное и художественное выражение и обрела системную строгость и завершенность. Отношения ненависть—любовь преставили глубинную структуру смысла повести, атмосферой презрения проникнут «внешний» сюжет. Нравственно-философский аспект этой проблематики формулируется в следующем обобщении: Жизнь людей в презрении проходит вне понимания антиномий ненависть/небытие—любовь/бытие, поэтому и человек, живущий в презрении, оказывается посторонним, т.е. вне выбора «за» или «против».